Герменевтика поля Рикёра

Последняя беседа, вышедшая у Деррунды, была посвящена феноменологии, пунктирной линией наметив насыщенную специфику этого направления. Тишина? Звук? Диалог? Кажется, все формы жизни/не жизни и присутствия человека в мире укладываются в словосочетание “феноменология х”. А как вам феноменология действия?

Чем проще, фундаментальнее понятие и стоящий за ним смысл, тем непосильнее и нелепее выглядит труд по размышлению над ним. Многие ложно полагают глубину за “сложным” темами, чья сложность – лежащие на поверхности периферийные связи с другими областями. Феноменология Гуссерля! Ха! Феноменология действия звучит куда труднее…

О ней и поговорим. Вместе с тем – и о Поле Рикёре.

Философия – это всегда традиция, старые и новые диалоги. Однако вообразите такую генеалогию: “жизненный мир” позднего Гуссерля дополняется разработками Гадамера, затем к их диалогу подключаются Арендт, Левинас, наконец туда вторгается эвристика страха Ханса Йонаса и экзистенциализм Габриэля Марселя. На страницах истории плодом этого союза, отраженного в отношении феноменологии и герменевтики, стало наследие Поля Рикёра.

Почти в духе Канта Рикёр размышляет над природой человека, рассматривая ее через оптику “человек как о личность”. Человек присутствует в “жизненном мире”, они воздействуют друг на друга. Кроме того, человек – часть культуры как исторического достояния человечества. Соответственно, мир дан нам в процессе саморефлексии через символические формы: от восприятия мы движемся к дальнейшему означиванию в языке. Рикёр совершает ход в духе экзегетики, приравнивая мир к тексту. Единственное, избыточное значение бытия, иными словами, все метафоры, аллегории и прочее из категории почти-сказанного относятся к избытку бытия, а не к игре знака в духе структурализма/деконструктивизма. Здесь начинает ощущаться влияние Хайдеггера.

В этом знаковом мире человек существует в качестве личности. Личность – сущее, определяемое понятиями кризиса, перелома, трагедии, преображающих внутреннее устройство знаков. Приведенные синонимы должны заострить внимание на движущем и преображающем свойстве кризиса. Согласно Рикёру, кризис выражается в ощущении смещенности, сдвинутости с занятого относительно мира места, в утрате ценностных ориентиров, ощущении доведенности до предела и возникновении потребности снова занять конкретное положение относительно мира.

Таким образом, текстуальные мотивы прорываются и здесь. Культура – персональный акт, самопонимание – культурный акт, при котором в пространстве знаков складывается личность. Личная идентичность как та Самость, что обнаруживает себя в кризисе, наделяется повествовательной формой, утверждая человеческую включенность во время как историческую память и его предрасположенность к будущему через обещания и амбиции, задающие контуры идентичности себе в будущем.

Где же действие? Человек – это предпосылка для 4 ключевых вопросов или порождающих проблемы областей. Человек говорящий, человек рассказывающий, человек действующий и человек ответственный. Речь, язык, действие, мораль (Рикёр различал этику и мораль, относя мораль к долженствованию, этику – к благу в целом).

Как мы поняли, человек активен в качестве личности и всегда служит причиной возникновений событий. Рикёр смотрит на человека как на “человека способного”, концептуализируя набор вопросов в форме актов, деятельности. Эти виды способностей к актам – способность говорить,совершать действия, нести ответственность за поступки – выражаются в определении человека как личности, части социального и культурного. Контроль человека над действиями подразделяется на автоматическое или непроизвольное и намеренное или волевое. Взаимодействие с жизненным миром, окружающей средой в виде дыхания, бега, шага, остановки – проявления автоматического. Высокая вовлеченность, происходящая из свободы действия и выбора, демонстрирует завершенность в целеполагании каждого действия, в интенциональности действия, определяющей личность. “Я есть то, что я делаю”.

Человек социален, потому Рикёр касается и вопроса труда, описывая его как специфическую форму антропологического действия. Другой социальный вид акта – речь. Она преобразовывает человеческую среду, неся в себе реконфигуративную силу, создавая многообразие для метафорических символов. Получается, человека характеризует потенция придавать символам многозначность.

Личность активна, динамична, ее содержание – внутренняя вовлеченность человека, направленная вовне как позиция и перспективы. Связка в паре “личность-позиция” носит фундаментальное значение для Рикёра, подчеркивая деятельную сторону личности, представляющей субъект и объект, настроенность на внешнее.

Еще одна значимая способность – это способность к повествованию, но сперва важно понять причины сближения действий, социального и культурного пространства с текстом.

Однако действие – не тривиальное происшествие, следующее из естественных законов. Феноменология действия Рикёра смотрит на следы присутствия и активности человека в мире, соответственно, данное понятие неизменно связано с актором. Выражаясь по другому, при большем масштабе мы видим, что феноменология действия демонстрирует свое родство с феноменологической герменевтикой или герменевтической феноменологией, также сближаясь с этикой. Следы связаны с языком, первичным и важнейшим условием человеческого бытия (например, в создании проекции мира из конкретной ситуации), их понимание – процесс обнажения мира, вовлекающий конституирование референций текста, проявление дискурса за пределами прочтения исключительно текста и сохранения положения исключительно в нем. Любой акт требует текстуального или вербального выражения, “быть в мире” для Рикёра пересекается с “быть проговоренным” и “быть человеческим (значит, как ценность)”. Следствием этого является структуризация всего в системе значений, создающих текстуальную форму для герменевтической интерпретации.

То есть действие сближается с текстом и трактуется как совокупность знаков, правил, норм, основанных на разных символических моделях: моральных, эстетических, технических. Важным фактором формирования такого склада знаков является конституирование действия через внутреннюю интерпретацию субъектом-актором его действия.

Происходящее с человеком укладывается в событие, разворачивающееся в диалоге. Оно обладает повествовательным чертами: сюжетом, интригой, целью, участниками. И вовлекает посторонних людей, так как его домен – социальная жизнь. Это означает, что именно нарративная конфигурация конституирует различение между событиями в соответствии с их значимостью, масштабом и порядком. События допускают группирование на основании общего в них – это интрига нарратива, исходя из нее можно ранжировать события по значимости в сюжете человеческого существования. Демаркация такого рода даст инструмент для различения типов событий, но, безусловно, сюда можно внести больше уточнений для более глубокого размежевания произошедших действий, выстраивающихся в сюжетные коллизии и противоречия.

Теперь мы можем удержать в уме наличие способности к повествованию, концепцию события и установку на восприятие деятельности личности как рост текстуального многообразия. Онтологическому конституированию личности внутренне свойственна диалектика одинаковости и самости. Именно в эту область вторгается повествование – диалектика одинаковости и самости разыгрывается в ходе рассказываемой истории. Повествование отсылает нас к воспроизведению событий прошлого, создание связей между реальностью и нарративом, культурной преемственности. Это одновременно и индивидуальное конституирование себя как Я и ведение диалога, обращение к Другому. Безусловно, это посылка для взгляда на личность как на этический субъект, отвечающий за свои поступки и ищущий признания своих слов, действия.

Интерпретировать действия мы можем оперируя набором терминов: цель, агент, мотив, обстоятельства, препятствия, пройденный путь, соперничество, помощь, благоприятный повод, удобный случай, вмешательство или проявление инициативы, желательные или нежелательные результаты. Каждый из терминов выступает в роли параметра, их набор может меняться, однако есть 4 ключевых:

1) Проект. (Стремление к цели, при которой «будущее присутствует иначе, чем в простом предвидении, и при которой то, что ожидается, не зависит от моего вмешательства»);

2) Мотив. (Это одновременно и объективная причина действия как причина физическая, иначе говоря, то, что сделало его возможным, и субъективная причина действия, связанная с мотивацией);

3) Агент. (“Тот, кто способен совершать поступки, кто реально совершает их так, что поступки могут быть приписаны или вменены ему”; проблема ответственности за поступки);

4) Инициатива/вмешательство. ( Параметр, сопоставляющий возможности агента с ситуацией действия; “вмешательство или инициатива делается значимым явлением по мере того, как заставляет совпасть то, что агент умеет или может сделать, с исходным состоянием закрытой физической системы”).

Отношение “действие – агент” схоже с отношением “текст – автор”: действия имеют свою собственную историю. Действие подобно произведению: оно открыто множеству читателей, вольных интерпретировать его по-разному. Действие обладает как актуальным, так и перспективным значением, которое будет рассмотрено уже в истории. Вместе с тем, Рикёр недаром делает акцент на том, что агент совершает действие осознанно – это является условием того, что он может нести историческую ответственность за свой проект.

Как резюмирует философ, “ни в коей мере не искажая специфики практики, можно применить к ней девиз герменевтики текста: больше объяснять, чтобы лучше понимать”.

Похожее